Почему Бог выбрал эту обезьяну - свящ. Антоний Лакирев

белковой пищи существенно сказывается на увеличении возможностей мозга — именно возможностей, а не размера. Во-вторых, расширение пищевой базы популяции и вида в целом заметно увеличивают вероятность выживания этой популяции: при нехватке одного ресурса можно переключиться на другой. Мы сами после изобретения сельского хозяйства почти совсем лишены такой возможности… А вот наши предки в связи с изменениями климата вынуждены были все время менять рацион и становились при этом все более зависимыми от своих каменных орудий.

Изготовление и использование орудий вовсе не является особенностью рода Homo. Это умеют и шимпанзе, и другие приматы, и многие другие позвоночные. Но, в отличие от них, для видов рода Homo (Homo sapiens в том числе) использование орудий стало необходимым условием выживания. Без этого виды нашего рода, скорее всего, вымерли бы. Поэтому естественный отбор направлял эволюцию нашей анатомии (в том числе нашего мозга) и нашего поведения к возможно более эффективному использованию орудий.

з. Бери камень — что может быть проще?

Для эффективного применения даже такой несложной технологии, как олдувайская, требуется координация движений и соотнесенность этих движений со зрительной информацией. Попробуйте-ка расколоть камень, глядя при этом куда-то вдаль — или просто в монитор… В принципе, для координации движений у позвоночных существует специальный отдел мозга, мозжечок, который собирает информацию от вестибулярного аппарата, датчиков растяжения в связках и сухожилиях, осязательных рецепторов и т. д. На основании этой информации и поставленных передним мозгом задач мозжечок выдает команды, каким мышцам в какой момент сократиться или расслабиться.

Как правило, у взрослых позвоночных существуют цепочки нейронов, в связях между которыми записаны целые последовательности таких мышечных команд. К примеру, люди не задумываются, какими мышцами работать при езде на велосипеде — после того, как они этому научились и нужные последовательности записаны в нейронных цепях. Очаровательные котята играют с клубком шерсти главным образом ради того, чтобы «отточить» и запомнить комплекс движений, необходимый для успешной поимки мышки. Часть таких цепочек нейронных связей существует в мозжечке, часть — в переднем мозге (особенно для движений, выученных не в самом раннем возрасте). Для огромного разнообразия движений зрительный контроль не нужен, достаточно проприорецепции.

Это довольно надежный механизм, способный к развитию в течение жизни. Но для новых задач, наподобие вытесывания каменного чоппера, этого недостаточно. Вдобавок в камнях, в отличие от сухожилий, нет рецепторов, информирующих мозжечок о происходящем. Наверное, можно научиться не глядя попадать камнем по камню, а не по пальцам, задействуя ресурсы мозжечка. Но это, во-первых, непросто, во-вторых, ненадежно, и, в-третьих, все камни разные.

У наших предков очень удачно оказалось бинокулярное зрение, пригодное для довольно точной оценки расстояний и направлений — мы пользовались этим, еще перепрыгивая с ветки на ветку. Оставалось только скоординировать зрительную информацию с командами, управляющими движениями рук. А дальше… те, чьи мозги были для этого слишком неповоротливы, оставляли меньше потомства, к тому же страдавшего от голода, — и наоборот.

Еще один важный аспект системы «глаз-рука» связан с возможностями научения, которые, в свою очередь, зависят от возраста и пластичности межнейронных связей. Заскорузлые старческие мозги учатся с большим трудом — и не надо обвинять меня в эйджизме. А вот детский мозг способен к быстрому образованию межнейронных связей, их сохранению, перестройкам и использованию в различных комбинациях и модификациях — если, конечно, этот детский мозг заставляют учиться — без этого никакие новые связи не образуются и возможности их применения быстро ускользают. Поэтому развитие системы «глаз-рука» и зависимость выживания умелых людей от ее работы привели к тому, что лучшие шансы оказались у тех, чьи дети (или еще детеныши?) взрослели медленнее, дольше сохраняя пластичность мозга.

В гл. 4 мы уже упоминали о том, что большинство животных — приматы не исключение — приобретают преимущества при быстром взрослении. Детеныши научаются нужным трюкам, становятся самостоятельными, и их дальнейшее выживание оказывается в их собственных лапах. Все-таки забота о потомстве, особенно у млекопитающих, весьма энергозатратный процесс, так что отбор благоприятствует быстрому взрослению. Отчасти и наша, человеческая, молодежь несвободна от такого устремления. Но для рода Homo, от умелого человека до нас, характерно обратное соотношение: преимущества при выживании имеют те популяции, чьи дети взрослеют медленнее. Правда, от этого возрастают требования к питанию созревающего мозга, да и сам он становится больше, потому что дольше растет… К тому же это продолжительное развитие мозга требует ведь и более длительного роста черепа и всего тела… И так, одно за другим, начинается отбор в сторону высоколобых.

Для умелого человека описанные тенденции сказываются еще не слишком сильно, однако время созревания мозга все больше удлиняется — от нескольких лет у ранних Homo до почти тридцати лет у современных людей. Мы любим обвинять молодежь в инфантильности (изредка справедливо), но эта эволюционная тенденция действует на нас добрых полтора миллиона лет, если не два. Помимо сказанного о развитии мозга, зависимость выживания от изготовления орудий сильно сказывается на анатомическом строении руки. Здесь преимущества получают те, чьи гены обуславливают формирование настоящей кисти с противопоставленным большим пальцем и обилием чувствительных окончаний на внутренней поверхности.

и. Одной ДНК недостаточно. Наследуй, как люди!

Теоретически научиться делать олдувайские орудия не так уж сложно. Если с этим справлялись умелые подростки олдувайской эпохи, мы бы тоже справились. Современные исследования показали, что мы можем научиться этому даже без объяснений, просто просмотрев видеоролик (для воспроизведения технологий более поздней, ашельской культуры этого оказалось недостаточно, потребовались словесные объяснения)30. Отчасти это свидетельствует о возможном времени возникновении речи, но эту тему мы оставим до другой главы. Сейчас нам важно обратить внимание, что если вы обучаетесь олдувайской технологии в каждом поколении «с нуля», эта технология долго будет оставаться примитивной — собственно, олдувайская технология и не менялась добрых 800 тысяч лет. Нам, привыкающим к целому комплексу новых технологий каждые 5 лет, трудно себе это представить.

Ранние Homo, однако, не должны были изобретать все заново в каждом поколении. Они жили группами, в которых более молодые особи сосуществовали с 25-летними старцами и видели, как последние изготавливают орудия. Следовательно, сама возможность была у них перед глазами. Даже если старики еще не могли рассказать об этом по причине вероятного (но не абсолютно несомненного) отсутствия речи — пример был налицо. А способность приматов, нас в том числе, учиться путем подражания сомнению не подлежит. На самом деле обучение хотя бы минимальному набору нужных для выживания навыков характерно для очень многих млекопитающих, в том числе и для приматов. Нет убедительных оснований считать, что изготовление каменных орудий, ставшее условием и способом выживания наших предков, вдруг почему-то не передавалось бы путем обучения. Я полагаю, напротив, что те группы и целые популяции умелых людей, в которых способность к обучению была хоть немного выше, получали очевидные преимущества и выживали с большей вероятностью.

Изготовление орудий и рост обучаемости, когда преимущества при выживании получают те, кто лучше и быстрее обучаются изготовлению более сложных и эффективных орудий, образуют положительную обратную связь. В этой сфере возможен поэтому когнитивный взрыв по механизму, подобному тому, что был описан С. Гаврильцом и А. Воузом для поведенческих мемов (см. главу 10). Не исключено, что такой когнитивный взрыв произошел, в частности, при переходе от олдувайских технологий к ашельским, а также в ходе верхнепалеолитической революции (см. главу 13).

Заметим еще, что пригодные орудия получаются не из любого камня. Ни известняк, ни гранит для этого, скорее всего, не подойдут. Отсюда вытекают преимущества при выживании тех групп, в которых люди запоминают информацию о разных типах пригодных и непригодных камней (и их месторождениях, между прочим, тоже) и передают ее следующим поколениям.

Наверное, миллионы лет эволюции привели бы к тому, что в генофонде популяции закрепились бы гены, обуславливающие определенную реакцию на нужные камни — подобно интересу к определенной пище и местам икрометания (как у лосося). Однако млекопитающие, особенно детеныши, обладают врожденным